Начальная страница  |  Оглавление  |  <<  |  >>

Cовременное государство и вызовы постиндустриального общества

Глава 1. Трансформация политико-экономического устройства мира

в) 4 этапа глобализации13

Первый: «Заморская торговля». Впервые о глобализации в собственном смысле слова можно говорить с началом Великих географических открытий. Уровень корабельной техники сделал возможным достижение любой прибрежной точки планеты (кроме полярных областей, что, впрочем, из-за их малого экономического значения в данном случае было непринципиально). Развитие судоходства и связанные с этим морские войны привели к установлению монополии нескольких европейских государств на посредничество в экономических контактах между удаленными друг от друга территориями.

Монополия на средства сообщения давала морским державам возможность осуществлять неэквивалентный обмен (то есть взаимный обмен товаров различной стоимости), являющийся источником богатства для их национальных экономик (вполне обоснованно в экономических учениях господствовавшего тогда меркантилизма основным источником национального богатства считалась международная торговля). Разница же в ценах на товары, как известно, особенно велика в странах, сообщение между которыми затруднено в силу естественных (расстояния) и социальных (например, господство на море ограниченного числа стран, установивших монополию торговли) причин14. Можно образно охарактеризовать произошедшее как образование связующих каналов между сосудами с очень разным уровнем жидкости, что обеспечило необходимый уровень давления для ее «естественного» перетока. Характерно, что уже в это время в вопросе о том, какой обмен можно считать эквивалентным проявляется заметный информационный аспект.

Продемонстрируем это на наглядном примере15. Предположим, что на побережье Гвинейского залива за одно зеркальце европейский торговец получает фунт золотого песка. В Европе, он, продав фунт золота, может приобрести 1000 зеркалец, стоимость 500 из которых покрывает издержки, а еще 500 – представляет собой чистую прибыль. На первый взгляд для африканского партнера такая сделка является экономически невыгодной. Однако, если представить, что у соседнего племени, не имеющего выхода к морю, за одно зеркальце можно получить 5 фунтов золотого песка, то уже не вызывает удивления, что приморский африканский торговец пребывает в полной уверенности: он совершил крайне выгодную сделку. Естественно, узнай он реальные цены на золото в Европе, он попробовал бы обеспечить себе более выгодные условия торговли, достижение которых представляется вполне вероятным, учитывая огромную прибыль на вложенный капитал, получаемую европейцем. Однако обязательным условием успешности этих попыток являлось бы существование конкуренции между европейскими купцами, позволяющей африканцу выбирать торгового партнера. Иными словами, для создания режима эквивалентного обмена («эквивалентного» с точки зрения стороннего, всезнающего, арифметически мыслящего наблюдателя)16 в данном случае нужны следующие предпосылки: наличие одинаковой информации у всех заинтересованных сторон, отсутствие монополии на необходимые для торговли технические средства (в нашем примере – суда).

Информационный аспект играет особую роль в тех случаях, когда обмен ведется на добровольной основе, в виде торговли. На первом этапе глобализации возможность вести торговлю носила условно-добровольный характер: все морские державы, хотя, как правило, и не стремились к установлению политического господства над территориями, экономические контакты с которыми являлись источником богатства17, однако в обязательном порядке создавали собственные торговые форпосты – фактории18, захватывали или уничтожали чужие, и пытались контролировать морские пути сообщения.

Второй: «Фабричное производство». В эпоху меркантилизма государство играло активную роль в экономике: высокие пошлины на ввоз, поощрение вывоза и использования для перевозок национального торгового флота19, все это превращало государство в важнейший фактор, влияющий на режим торговых операций.

Однако уже в конце XVIII века начался постепенный и очень непростой переход к фритрейдерству – режиму свободной международной торговли, не ограничиваемой какими-либо тарифными барьерами. Основной движущей силой в распространении фритрейдерства в XIX веке была Великобритания20, чья экономика на базе фабричных технологий оказалась способной удовлетворить спрос на промышленные товары огромного числа потребителей, значительно превышавшего численность собственного населения. Эта возможность, если вспомнить наш образ сообщающихся сосудов, приводила к созданию избыточного давления, пути для канализации которого уже имелись и необходимо было лишь расчистить тарифные завалы. Заметим, что зарубежные покупатели были заинтересованы в получении британских товаров, как правило более дешевых и качественных чем товары собственного производства21. Именно в силу этой обоюдосторонней заинтересованности фритрейдерство получило определенное распространение.

Третий: «Колониальный раздел». Фритрейдерство означало одновременно, что ведущие экономические державы мира должны были быть уже не «перевозчицами», а «мастерскими». Трудовые теории стоимости теоретически обосновали это: источником богатства был объявлен труд человека. Впрочем, для успешного обогащения национальной экономики и здесь монополия была необходима, только уже не на мореплавание, а на технологии промышленного производства вещей. Во второй половине XIX в. Великобритания утратила монополию на массовое, фабричное производство товаров, более того, на это стали способны экономики сразу нескольких стран. Итогом отсутствия экономическо-технологической монополии стало стремление к установлению и сохранению неравномерностей с помощью проверенных политических ограничений.

Характер глобализации претерпел принципиальные изменения – к началу XX века завершился колониальный раздел мира. Основное отличие такого способа глобализации заключалось в том, что ведущие державы перешли к установлению прямого политического господства над «глобализируемыми» территориями22. Теперь процесс глобализации, и соответствующий результат, обеспечивались не только судами, регулярно курсировавшими по определенным маршрутам, не только производством товаров по ценам ниже чем в других странах и в количествах, существенно больших чем необходимо для собственного потребления, но и системой прямого управления подвластными территориями и установлением для торговли с ними разного рода ограничений.

Следует оговориться, что возросший уровень военной техники резко облегчил развитым странам колониальные захваты. Создавалось впечатление, что многие политические захваты были своего рода самоцелью, порой не обусловленной никакими серьезными экономическими причинами23, колонии приобретались «на всякий случай». Не получая серьезного отпора, Европа, образно говоря, распространялась «в вакуум». Это было настолько очевидно, что привело к созданию ряда теорий, интерпретирующих колониальные захваты с иррациональных позиций. Например, Освальд Шпенглер считал, что европейцы способны лишь к экстенсивному, количественному развитию вовне (своеобразное распространение концепции «Drang nach Osten» на все европейские нации; кстати, в свете массовых колониальных захватов вполне обоснованное)24.

В этот период неэквивалентный обмен (в особенности, с недавно захваченными колониями) обеспечивался, в отличие от предыдущего и последующего этапов, преимущественно насильственными и насильственно-экономическими методами, в том числе прямым ограблением захватываемых территорий (например, разработкой месторождений полезных ископаемых без выплаты соответствующей ренты местному населению).

Четвертый: «Информационное измерение человечества». Период крушения колониальной системы и холодной войны можно охарактеризовать как промежуточный между третьим и четвертым этапами глобализации. Его своеобразие заключается в том, что противостояние между США и СССР, само по себе приобредшее глобальный характер (все страны должны были быть открытыми или скрытыми сторонниками одной из мировых держав), в то же время не носило по крайней мере ярко выраженной экономической подоплеки.

Отказ колониальных держав от прежних методов управления зависимыми территориями был вызван не только ростом самосознания населения последних, но и, как представляется, двумя другими причинами. Во-первых, население метрополий потеряло способность к поддержанию силового господства над другими народами, во-вторых, вновь обрели привлекательность другие, оказавшиеся вполне эффективными с чисто экономической точки зрения способы воздействия на заморские территории – установление их экономической зависимости и взаимодействие с местными элитами.

Развитие информационных технологий во второй половине XX в. пришлось как нельзя кстати. К этому времени обнаружились явные признаки невозможности дальнейшего роста потребления (и в меньшей степени – производства) традиционных материальных товаров, вещей. Традиционные отрасли экономики, например, автомобильная, в лучшем случае смогли перейти в режим стагнации, обеспеченный сменой потребителями автомобилей с определенной периодичностью. В то же время страны третьего мира начали проявлять способность к объединению и организации противодействия европейско-американскому миру25.

Поэтому идея превращения информации в товар показалась многим выходом из тупика. «Производство» информации не связано с материальными, экологическими ограничениями. Какие информационные продукты потребляются и в каких количествах, определяется «духовными» запросами потребителей, которые можно сформировать нужным для производителей образом. Следовательно обязательной предпосылкой успешного сбыта информационных продуктов является американизация26 культуры стран-потребителей. Этот процесс носит во многом лавинообразный характер, массовый потребитель, привыкнув к американским фильмам, другие смотреть уже не будет (если таковые вообще будут еще производиться), более того возникает мода на аксессуары, характер поведения киногероев, в общем все то, что именуется «американским образом жизни», экспорт которого прямо или косвенно приносит наибольшую прибыль. Как и на самом первом этапе глобализации, когда условием обмена стеклянных бус на золото, была уверенность («знание») африканского торговца, что он совершает выгодную сделку, так и на современном этапе необходима уверенность потребителей информационных продуктов в том, что они платят деньги за действительно жизненно важные для них предметы. Сбыт информационных продуктов облегчается и тем, что благодаря своей информационной природе, они являются носителями рекламы самих себя, обладая способностью стимулировать потребителей к соответствующим приобретениям.

Основная экономическая цель развитых стран на современном этапе глобализации заключается в том, чтобы заставить других взамен «информации» обеспечивать приток реальных, материальных благ, политическая – обеспечить необходимое влияние путем воздействия непосредственно на граждан государств, подлежащих контролю (о последнем подробнее во второй главе). В этих условиях, например, Интернет можно рассматривать как канал доставки информационного продукта потребителю и перевода денег в обратном направлении, а также как средство формирования необходимых настроений у населения27.

Как уже было показано выше, предпосылками для роста товарообмена является избыток каких-либо товаров и каналы для перемещения этих товаров потребителям. В информационную эпоху создаются возможности производства «информационных товаров» в практически ничем неограниченных количествах, апофеозом чего является распространение информации по компьютерным сетям – новые экземпляры изделий (электронные копии) возникают как бы из ниоткуда и могут мгновенно перемещаться независимо от каких-либо географических ограничений. В итоге, само понятие «избыток» теряет свое значение, электронных товаров производится ровно столько, сколько необходимо для удовлетворения спроса, независимо от объема последнего. Таким образом, мы еще раз убеждаемся в том, что залогом экономического успеха как отдельных компаний, так и национальных экономик стран-глобализаторов является спрос на информационные продукты, предъявляемый потребителями, причем в первую очередь потребителями из глобализируемых стран.

Выводы. На основании вышеизложенного можно сформулировать ряд обобщающих утверждений.

1) Все участники (государства; общества, не обладающие собственной государственностью) процессов глобализации делятся на ведущих (субъекты, «глобализаторы») и ведомых (объекты, «глобализируемые»); до последнего времени в роли глобализаторов всегда выступали страны европейского культурного круга28; процессы глобализации, таким образом, всегда носят однонаправленный характер29.

2) Обязательное условие каждого этапа глобализации – соответствующий уровень техники, позволяющей глобализировать все новые сферы жизни общества.
На основании этого можно дать одно из возможных определений понятия глобализации, это – релятивация физических расстояний, устранение либо снижение их значимости как экономического, политического, социального фактора и замена новыми, базирующимися на новой технике. На первом этапе важным (новым фактором) являлось господство на море, расширяющее возможности по перемещению товаров; на втором – их массовое фабричное производство; на третьем – военная мощь и колониальные захваты; на четвертом – борьба за духовные потребности потребителей информации.

3) В начале каждого нового этапа глобализации у определенного небольшого числа стран-глобализаторов существует монополия на технику, характерную для данного этапа глобализации. Исчезновение этой монополии каким-то образом связано с началом следующего этапа.

4) Движущей силой глобализации является стремление глобализаторов к неэквивалентному обмену. Соотношение добровольности и принудительности такого обмена в отношении глобализируемых различно, принуждение может принимать различные формы – от военного до идеологического30.

5) Обязательным условием глобализации является неравномерность развития какой-либо сферы в разных странах. Если эта неравномерность носит технический характер (монополия на технику, см. пункт 3)), то существует стремление к установлению свободы торговли, если технические неравномерности нивелируются, государства пытаются создать различия искусственно, как правило, с помощью необходимой для этого внешнеторговой политики.
Соответственно изменяется роль частных корпораций и государства. На первом и втором этапах, они действуют сообща, различить где заканчиваются государственное воздействие и государственные интересы и начинается сфера корпораций, непросто31. На третьем этапе государство перехватывает инициативу32. На четвертом, уже частные компании в виде транснациональных корпораций, начинают играть ведущую роль.

6) Источником национального богатства является как труд собственных жителей, так и успешно осуществляемый экономический обмен с зарубежными экономическими партнерами (или, если оставаться на позициях трудовых теорий стоимости – труд жителей других стран, результаты которого обмениваются на результаты меньших трудовых усилий собственных жителей). Однако остается открытым вопрос об их соотношении, значимости. Об этом несколько подробнее.
Когда в начале XX века резко возрос уровень жизни широких народных масс европейских стран, некоторые наблюдатели посчитали это не столько результатом внутренних экономических процессов – роста производительности труда, снижения уровня эксплуатации, выразившегося в том, что относительно большая часть прибавочного продукта стала распределяться в качестве зарплат, а скорее итогом удачной внешней политики.
Так, Освальд Шпенглер более чем откровенно писал об этом в начале 30-х годов следующее: «Зарплаты цветных – величины совсем иного порядка и иного происхождения чем белых. Они диктуются, а не требуются, д е р ж а т с я   н а   н и з к о м   у р о в н е (здесь и далее разрядка автора – А.Р.), если необходимо – и силой оружия. Это именуется колониальной политикой, а не реакцией или лишением пролетариата его прав, и, по меньшей мере, английский рабочий, после того как научился мыслить империалистически, был совершенно согласен с таким положением вещей. Маркс попытался замолчать в своем требовании выплаты ‹всей стоимости прибыли› в качестве зарплат тот факт, который бы он при большей честности должен был бы заметить и учесть: в прибыли промышленности развитых стран содержатся [заниженные] издержки получения тропического сырья – хлопка, каучука, металлов – а в последних –  н и з к и е  зарплаты цветных рабочих. З а в ы ш е н н ы е   з а р п л а т ы   б е л ы х   р а б о ч и х   о с н о в ы в а ю т с я   и   н а   з а н и ж е н н ы х  з а р п л а т а х   ц в е т н ы х»33.
Французский экономист, социолог и футуролог Бертран де Жувенель в свое время показал, что западноевропейское общество само по себе вовсе не так богато, чтобы обеспечивать высокий уровень жизни всех своих членов лишь за счет перераспределения получаемых ими доходов: «Чтобы получить необходимый нижний уровень доходов, мы не можем довольствоваться лишь изъятием излишков у богатых, мы должны значительно задеть и доходы нижнего слоя средних классов. Максимальный чистый доход в 500 фунтов – это не то, о чем мечталось стороннику перераспределения, но это именно та величина, к которой мы пришли. Между прочим, наши расчеты выявили тот упускаемый из виду факт, что современный уровень перераспределения был бы невозможен, если бы по существу это было, как и представляется на поверхности, перераспределением от богатых к бедным; но оно оказывается возможным потому, что это в той же степени и горизонтальное, как и вертикальное перемещение доходов.
Результат этого анализа достаточно неожидан. Он наносит удар по широко распространенному мнению, что наши общества очень богаты и что их богатства просто неправильно распределены, – эта точка зрения была особенно популярна в тридцатые годы (когда ее вопреки господствующим взглядам опровергал О.Шпенглер – А.Р.). На самом деле мы обнаружили, что те излишки, которые нам хотелось бы безжалостно изъять, – при этом полагая, что это никак не скажется на уровне производства, – совершенно недостаточны для того, чтобы поднять низкие доходы до желательного уровня...»34.
Без неэквивалентного обмена с внешним миром описанное западное общество оказывается очень похожим на состояние СССР – «равенство в нищете». События лета-осени 2000 года в Европе, связанные с удорожанием нефти, блестяще подтвердили тезис о том, что социальное благосостояние развитых стран базируется на неэквивалентном обмене со странами-поставщиками сырья.
После того, как рост цен на нефть привел к повышению цен на продукты для конечных потребителей – бензин и топочный мазут – «неожиданно» выяснилось, что, например, в Германии в составе цены бензина, которую до этого момента платили потребители, около 70 проц. приходится на налоги, и лишь 30 проц. – на стоимость самого продукта35. Эти «бензиновые» (или «экологические») налоги шли в основном на финансирование немецкой пенсионной сферы.
Сохранить прежний уровень цен на топливо можно было бы несмотря на повышение цены на нефть, снизив размер налога, что правительства европейских стран делать наотрез отказались, предпочтя оказать скрытое и открытое политическое давление (вспомним Шпенглера – «колониальная политика» и советскую пропаганду – «неоколониализм») на страны-поставщики сырья, в первую очередь страны ОПЕК. К этому процессу были подключены Всемирная торговая организация, Мировой банк и Международный валютный фонд.
В принципе, нефтедобывающие страны попытались лишь восстановить справедливость и получать за производимый ими продукт относительно бо́льшую часть цены, которую платит западный потребитель. Однако тем самым социальная сфера западных стран лишилась бы возможности паразитировать на эксплуатации чужих источников сырья.
Таким образом, можно предположить, что установление режима рыночной социально-ориентированной демократии с уровнем потребления, присущим Западной Европе и США (а иначе и стараться не стоит), возможно лишь в стране-глобализаторе и только за счет других стран.
Вообще, в ходе дискуссий, ведущихся в Европе по поводу последнего нефтяного кризиса, стало гораздо очевиднее из каких источников финансируется благосостояние местного населения. Причем, не стоит удивляться, что, например, «зеленые» в Германии выступили по сути за проведение самой что ни на есть колониально-империалистической политики, отстаивая финансирование высоких (немецких) пенсий за счет налогов на продукты из дешевой (иностранной) нефти. Впрочем переход от леворадикальных воззрений к консервативно-охранительным вообще характерен для политической жизни и карьеры многих видных общественных деятелей36. Обратное развитие встречается несравненно реже.
В то же время, в совсем ином свете предстает уровень жизни, достигнутый в бывшем СССР37, так как несмотря на то что:
а) советская экономика не только не подпитывалась из-за рубежа, но напротив, была источником такой подпитки,
б) масштабы «зарытых в землю», впустую растраченных материальных ресурсов были весьма велики,
материальные условия жизни были сравнимы со среднеразвитой страной Южной Европы (где, как уже было показано выше, доля налогов в стоимости нефтепродуктов ниже чем у северных соседей). Скорее всего потому что:
а) экономика несмотря на всю ее затратность, работала относительно эффективно (синергетический эффект большой системы компенсировал массовое разбазаривание ресурсов на местах),
б) не считая относительно немногочисленной номенклатуры (отрыв в уровне потребления которой от основной массы был все равно существенно ниже чем у современного состоятельного класса) материальные блага действительно распределялись сравнительно равномерно.
Важным является и то, что режим неэквивалентного обмена с другими странами представляет собой по сути перераспределение не только различных экономических благ, но и власти.
«Чем больше мы углубляемся в этот вопрос, тем яснее становится, что сутью перераспределения является не столько перераспределение доходов от богатых к бедным, сколько перераспределение власти от индивидов к государству (курсив мой – А.Р.)»38, – такую характеристику Б. де Жувенель дал перераспределению внутри отдельно взятой национальной экономики и политической системы. Представляется, что такую оценку можно экстраполировать и на межгосударственные отношения, которые по этой и другим причинам постепенно перестают быть таковыми.
Последние заявления политиков неплохо иллюстрируют это. Так, во время «встречи тысячелетия», организованной ООН осенью 2000 года, при обсуждении необходимости оказать помощь развивающимся, в первую очередь, африканским странам, канцлер Германии Герхард Шредер (социал-демократ!) предложил распределить бедные страны между богатыми, которые будут оказывать такую помощь только или преимущественно своим подшефным39. Называя вещи своими именами, речь идет об очередном переделе сфер влияния, который необходимо каким-то образом формализовать (почему возникла необходимость в такой формализации сам по себе весьма интересный вопрос).
Нет никаких оснований предполагать, что создание «всемирного общества всеобщего благоденствия» не будет точно также означать (еще большее) перераспределение власти, как это уже произошло внутри отдельных государств, на этот раз от тех, «кому помогают», тем, «кто помогает».

7) Отдельно отметим важную роль навязывания глобализируемым глобализаторами представлений последних о должном и единственно допустимом40: на первом этапе это была в основном миссионерская деятельность – христианизация (особенно испанцами, но не только; язычник – недочеловек); на втором – приобщение к материальным ценностям, фабричным товарам (человек, не носящий европейской одежды, – недочеловек); на третьем – приобщение к светским культурным ценностям европейской цивилизации – например, введение европейской системы образования (безграмотный человек – недочеловек); на четвертом – распространение прав человека в американо-европейском понимании41 и массовой культуры (отсутствие прав и свобод не дает личности развиваться должным образом, то есть опять-таки, если не следовать рецептам глобализаторов, мы получаем недочеловека; кроме этого официального направления воздействия, есть и неофициальное, возможно даже более действенное, – недочеловек тот, кто не слушает рок и не танцует хип-хоп). Два направления ценностной экспансии на четвертом этапе глобализации отнюдь не случайны и прекрасно дополняют друг друга: в современном обществе права и свободы человека важны не сами по себе, а поскольку они дают возможность наслаждаться материальными благами цивилизации и продуктами массовой культуры.

Остается только удивляться, насколько удачно элитам ведущих мировых держав на каждом из этапов удавалось сочетать культурную («культуртрегерскую») миссию со своими экономическими интересами.

 

Начальная страница  |  Оглавление  |  <<  |  >>
Copyright А. Г. Румянцев, 2001 MailBox